Давая советы Леопольду Мехелину о развитии электрического транспорта, я даже и думать не мог, что он так резво возьмётся за их осуществление. Статья о запуске ещё двух трамваев на электрической тяге компании Сименс и о пробном пуске тридцатиместного электробуса конструкции господина Романова появилась в конце июля в газете «Викинг». В статье описывалась программа администрации города по электрификации Гельсингфорса и отдельно, особо, уделялось внимание развитию электротранспорта. Из которой я и почерпнул для себя, что электрический омнибус назван «Муммибусом» в честь подобного транспорта из моих сказок.
Олави Киннуен, хоть и был городским мальчишкой, но оказался вполне компанейским. Через некоторое время мы его даже в пионеры-стажёры приняли. А ещё он очень классно играл на своей скрипке, и его частенько звали играть в сельский танцевальный павильон. Он даже сыгрался с одним местным парнем, который довольно умело играл на бандеоне, странной разновидности то ли баяна, то ли гармошки.
Вообще, здесь, у селян, было довольно много различных музыкальных инструментов. Гитары, аккордеоны, баяны, флейты и даже, невесть как попавшая в финское поселение, шотландская волынка. Народ, в основном, танцевал довольно агрессивно, зачастую, заменяя умение на резкие движения и прыжки. Все танцы были парные: кароль, полька, кадриль, анкеллини, ну и разновидность шотландского кругового шоттиша. Вальс танцевали под граммофон и всего несколько пар — учителя и наши молодые врачи.
Посмотрев на танцующих, я решил осчастливить своих пацанов изобретением пионерского танца. А то мою мелочь и меня на танцпол не пускали, а хотелось бы тоже поучаствовать в местной дискотеке. Придумывать что-то особенное и сложное я не стал, а просто взял за основу ту самую, знаменитую «летку-енку» из моего мира. Главное, что я помнил — принцип танцевать змейкой, держась друг за друга, прыжок вперёд, прыжок назад, затем три прыжка вперёд, дёрганье ногами вправо-влево — и всё повторяется.
За музыкальным сопровождением я обратился к нашему учителю-леснику Арто Маттила. У него был классического вида германский аккордеон «Hohner», которым он владел вполне виртуозно. Мужик долго отнекивался от моей просьбы — «сочинить музыку на слух», но потом всё-таки сдался. И мы с ним, и с подключившимся к этому процессу нашим пионерским скрипачом довольно быстро подобрали нужную и похожую мелодию на мои пам-пам-пампари-пампам.
Сначала я один попрыгал под эту музыку, вспоминая все элементы танца, который учил в своём мире в пионерском лагере «Жемчужина Кавказа», куда меня спихнули предки, достав путёвку от завода «Красный котельщик». Затем заставил прыгать рядом со мной, а затем и держась за мои плечи, Ялмара Стрёмберга. Дед Арто, поняв, что я хочу придумать новый танец, и сам загорелся идеей, и лихо играл на своём аккордеоне без всяких просьб.
За час я худо-бедно научил своих мальчишек, как первое, так и второе звено, этому немудрящему танцу. А уж какой фурор мы произвели на сельском танцполе, дробно стуча босыми пятками по полу, это вообще не передать. От обуви я отказался специально, чтобы её не попортить.
Всем присутствующим сразу захотелось научиться так танцевать, но взрослые танцоры постоянно путались в прыжках, отдавливали друг другу ноги и спотыкались, образую уморительные людские кучи. А зрители прямо помирали от хохота, смотря на это бесплатное представление. Но постепенно, сначала молодёжь, а потом и более старшие жители села, научились двигаться змейкой. И к списку других танцев добавилась ещё и наша «пионерка» (pioneeri).
…..
Моя песня на конкурсе заняла второе место. Ибо сам конкурс был на военный марш. На что надеялся Ээро Эркко, я так и не понял. Победил марш знаменитого финского композитора Яна Сибелиуса. Просто марш, без слов. А к словам моей песни музыку подобрали самую простую — барабан и флейту. Но даже и без музыки военным очень понравилась песня и командование решило сделать её основной строевой для всей Китайского бригады. Вот только жюри, набранное из деятелей культуры, решило по-своему, выбрав в качестве победителя Сибелиуса и его «Великую Финляндию».
На торжественном параде, устроенном перед началом погрузки войск на суда, звучали разные марши, но именно с моей песней финляндские батальоны проходили перед импровизированной трибуной, устроенной на ступенях церкви Святого Николая. Что и отметили практически все столичные газеты.
Вообще, меня описание парада в газетах очень поразило. То, как я представлял финляндские стрелковые батальоны с рассказов своего кузена Нильса Викстрёма совсем не походило на то, что отправлялось в Китай. И, ладно, пулемёты, к их появлению в местных войсках, я хотя бы сам руку приложил. Но откуда взялась артиллерия? Причём, не лёгкая полевая, а даже тяжёлая шестидюймовая! Но больше всего меня поразили стальные шлемы. И не простые стальные шлемы, а германские кавалерийские пикельхельмы с тканевыми чехлами.
Но уже из следующей статьи в другой газете я узнал, что шлемы были куплены Георгом Стокманном у баварской армии для защиты наших солдат от шрапнели. Тут я даже не знал чему больше удивляться — стальным каскам, их наличии у Баварии, которая входила в состав Германской империи своих войск, или присутствию в княжестве старшего Стокманна? Ведь он с сыном должен быть сейчас в США, на выставке в Буффало. И спросить не у кого. Дед Кауко в Гельсингфорсе, а отец с матерью вообще не в курсе наших общих дел.
Долго предаваться сомнениям мне не позволили родные и впрягли меня в круговорот подготовки моего переезда в город. Если раньше предполагалось, что я, а затем и Микка, будем жить в мансарде дома моего старшего брата Кауко, который служил телеграфистом на железнодорожном вокзале, то после того как его Катарина родила двойню, и они выселили старших своих детей в мансарду, там просто не осталось для нас места.
И как бы я ни критиковал деда, и какими бы ни были наши отношения, а он, к нам, своим внукам, относился всегда с заботой. Внезапно оказалось, что подарок на повышение Нильса Викстрёма и не подарок никакой был, а оговоренная ранее плата за аренду его дома на пять лет. И в том доме предстояло жить мне, Микки и нашей обшей бабушке Тейе, маме наших мам. А кого же ещё можно было отправить в город присматривать за нами без отрыва от хозяйства? Только её. Она и за братцем Кауко присматривала, когда он учился в народной школе. Ведь всё продумал, пень старый, прежде чем уехать в Гельсингфорс. Всё, кроме того, что мы попадём в другую школу.
Дом Викстрёмов располагался ровно посередине между вокзалом и нашим лицеем. Что было довольно неплохо. Новая народная школа, куда мы и должны были бы ходить, если бы нас не зачислили в лицей, располагалась намного дальше, в районе с названием «Береговые казармы» (Kasarminranta). Тот район был рабочей слободкой, где жили пролетарии с различных заводов и фабрик, находившихся на правом берегу реки Оулу. Одним словом, проблемный район. Да ещё и путь к нему проходил через обширное городское кладбище.
Уезжая в Торнио, Викстрёмы оставили нам всю мебель, что упрощало нам переезд. Кроме того, в их одноэтажном доме было и электрическое освещение, и даже телефон. Сам домик был небольшой, с тремя спальнями, гостиной и кухней. Правда, удобства, находились во дворе, а не как у нас на хуторе, в пристройке к дому.
Но, самое главное, что мне понравилось больше всего — это громадный, кирпичный каретный сарай. По площади как бы не в половину жилого дома. Им долго никто не пользовался, но если провести куда электричество, сделать там небольшой ремонт, то получится отлична мастерская, в которой можно творить всё, что твоей душе будет угодно.
Сама губернская столица производила на меня двойственное впечатление. Городок с численностью населения в пятнадцать тысяч человек вроде бы и не мог похвастаться величием и по-настоящему городской жизнью. Большая деревня, где продолжали разводить скот и птицу, на девяносто процентов состоящая из деревянных и довольно убогих строений, но с электричеством, телефоном, водопроводом, а кое-где и с канализацией. Вокруг этого города-деревни дымили трубами полтора десятка заводов, заводиков и фабрик. В центре высились каменные, трех- и четырёхэтажные строения. А к его вокзалам приходили поезда и приплывали каботажные суда. Вроде и город, цивилизация, а можно, засмотревшись на это, и наступить на свежую коровью лепёшку.